| ||||||||||||||||||||||
|
АНТОЛОГИЯ
|
|||||||||||||||||||||
|
toto notus in orbe Martialis argutis epigrammaton libellis: cui, lector studiose, quod dedisti uiuenti decus atque sentienti, rari post cineres habent poetae.
Марциал, по всему известный свету Книжками эпиграмм с их острословьем. Он живет, и не умерли в нем чувства. Ты ж, читатель, поэту славу создал, Что не часто другим и смерть дарует.
Марциал, по всему известный свету Эпиграммами в книжках остроумных: Славой той, какой, ревностный читатель, Наделил ты живого и в сознанье, Даже мертвый поэт владеет редко.
est nimium: quid adhuc ludere, Musa, iuuat? Sit pudor et finis: iam plus nihil addere nobis fama potest: teritur noster ubique liber; et cum rupta situ Messallae saxa iacebunt altaque cum Licini marmora puluis erunt, me tamen ora legent et secum plurimus hospes ad patrias sedes carmina nostra feret." Finieram, cum sic respondit nona sororum, cui coma et unguento sordida uestis erat: "Tune potes dulcis, ingrate, relinquere nugas? dic mihi, quid melius desidiosus ages? an iuuat ad tragicos soccum transferre coturnos aspera uel paribus bella tonare modis, praelegat ut tumidus rauca te uoce magister, oderit et grandis uirgo bonusque puer? Scribant ista graues nimium nimiumque seueri, quos media miseros nocte lucerna uidet; at tu Romano lepidos sale tingue libellos: adgnoscat mores uita legatque suos. Angusta cantare licet uidearis auena, dum tua multorum uincat auena tubas."
Что же ты, муза, игру продолжаешь свою? Нет! Устыдимся! Конец! Ничего уже больше прибавить Слава не может: в ходу книжечки наши везде! Камень Мессалы падет, обрушившись, ляжет на землю; Мрамор Лицина во прах весь обратится и в пыль, Я ж на устах буду жить; иноземцев несметные толпы К ларам родимым своим наши стихи понесут. - Так я сказал... Мне в ответ рекла девятая муза (Кудри и платья ее благоухание льют): "Неблагодарный! О, ты ль писание сладкое бросишь? В праздности что же, скажи, лучше ты сможешь найти? Или комедий башмак на котурн трагедии сменишь, Иль равносложным стихом грубость войны будешь петь, Чтобы учитель, хрипя, читал тебя тоном высоким, Ненависть взрослых девиц, мальчиков бравых будя? Дай же об этом писать почтенным и строгим писакам: Видит и в темную ночь этих несчастных свеча. Римскою ты остротой приправляй свои милые книжки: Пусть же тут жизнь узнает образы нравов своих! Скажут, пожалуй, тебе, что свирель твоя слишком ничтожна. Пусть! Лишь бы трубы других властно глушила она!"
otia, nec vacuis auribus ista damus sed meus in Geticis ad Martia signa pruinis a rigido teritur centurione liber, dicitur et nostros cantare Britannia versus. quid prodest? Nescit sacculus ista meus. at quam victuras poteramus pangere chartas quantaque Pieria proelia flare tuba, cum pia reddiderint Augustum numina terris, et Maecenatem si tibi, Roma, darent!
Нет! Не город один наслаждается музой моею, И не для праздных ушей все это я сотворил. В гетских далеких снегах, под знаменами Марса, суровый Ревностно центурион книжку читает мою. Стих распевается мой, говорят, и в Британии дальней, — Попусту! Мой кошелек вовсе не знает о том! А ведь какие бы мог на века создавать я творенья! И на какие бои звал бы своею трубой, Если бы Августа нам блаженные боги вернули, Если бы вновь Меценат был возвращен тебе, Рим!
И не для праздных ушей я сочиняю стихи. Нет, и в морозном краю у гетов, под знаменем Марса, Книгу мусолит мою центурион боевой. Наши стихи, говорят, напевают в Британии даже — Что мне? Не знает о том вовсе мой тощий кошель. Ну а какие бы мог писать я бессмертные свитки, Что за сражения петь на пиэрийской трубе, Если бы нам божества вернули Августа с неба И Мецената они, Рим, даровали тебе!
|
МАРЦИАЛ | ||||||||||||||||||||